ЕВРАЗИЯ - Кровная месть как вид межродового террора

Трудно переоценить то влияние, которое оказывали нормы обычного права (адата) в различные периоды истории Северного Кавказа. Некоторые из них сохраняются до сих пор и продолжают играть существенную роль в современной жизни северокавказских народов.

Первые попытки обобщить материал по обычному праву народов Северного Кавказа относятся к XIX веку. Известным социологом и юристом М. Ковалевским, проводившим сравнительное изучение судебных систем народов Кавказа, Западной Европы и России, было создано новое научное направление в российской науке - «сравнительное правоведение». Ковалевский анализировал эволюцию понятия «преступления», создавал свои классификации типов и видов преступлений, рассматривал систему судебных доказательств и наказания, а также описывал процессуальные действия.

До введения норм шариата и русского законодательства адыги не знали таких форм наказаний за преступление как заключение в тюрьму, нанесение физических ударов, смертной казни.

Историко-сравнительный метод, которым пользовался Ковалевский, позволил ему выявить черты сходства и различия правовых систем некоторых народов мира с учетом тех явлений, на основе которых развивалось конкретное законодательство. Известны замечательные работы русских этнографов второй половины XIX - начала XX века - Б. Вс. Миллера, В. Тесленко, А. Хаханова и многих других, изучавших различные аспекты обычного права народов Российской империи.

Развитие юридической антропологии в 20-х годах XX века продолжалось в русле разработки традиционной для российской науки тематики: собирание, истолкование и сравнительно-историческое изучение адатов ряда народов. Юристы дореволюционного поколения такие, как Е. Е. Пашуканис, И. А. Малиновский продолжали свои изыскания в области обычного права в первые годы советской власти. Последний при Всеукраинской Академии Наук создал Особую Комиссию по обычному праву. В Дагестанском, Северо-Осетинском, Краевом Северо-Кавказском НИИ этнографы и юристы изучали обычное право кавказских горцев.

Всесоюзная и всеукраинская Ассоциации востоковедения изучали обычное право Советского Востока. Именно в эти годы, известный впоследствии этнограф-кавказовед М. О. Косвен начал заниматься изучением истории первобытных политико-юридических учреждений и в 1925 году опубликовал монографию по теме «Преступление и наказание в догосударственном обществе». В Вятке была издана новая Программа для собирания сведений по обычному праву. Именно к этому поколению исследователей принадлежал и Александр Михайлович Ладыженский, чья монография «Адаты горцев Северного Кавказа», в которой дается сравнительное изучение обычно-правовых институтов всех народов Северного Кавказа, продолжает оставаться едва ли не единственным исследованием такого рода.

После развала Советского Союза и начала новых политических, социальных, культурных и т. д. Процессов на Северном Кавказе интерес ученых к этому направлению исследований возрос. В Институте государства и права РАН, Институте этнологии и антропологии РАН, Московском юридическом институте защищен ряд диссертаций по этой проблематике. Подобные исследования проводились на материалах, относящихся к ряду народов Северного Кавказа, Сибири, казахам, ногайцам и др. Наряду с этим опубликовано много работ, посвященных изучению семьи, в которых анализируются нормы обычного права в семейно-брачных и наследственных отношениях. При изучении традиционных форм хозяйствования народов России ученые также обращались к адату.

Есть исследования, посвященные таким нормам обычного права народов Кавказа, которые регулировали отношения между людьми при нанесении физического (ранения, убийства, изнасилования) или материального ущерба (поджоги, потравы, ранения или убийства животного и т. д.). Как правило, в них описана ситуация характерная для XIX века. Значительными работами в этой области являются исследования кавказоведа В. К. Гарданова. В своей монографии «Система композиций в обычном праве адыгов (черкесов) в ХVII - первой половине XIX века» он рассматривает бытовавшую в адыгском обществе систему композиции, которая давала «строго регламентированную шкалу возмещений за причиненный ущерб имуществу или личности в зависимости от сословной принадлежности потерпевшего». «Согласно обычному праву кавказских горцев, и, в частности, адыгов, имущественные платежи составляли основную форму наказаний всех свободных членов общества за любое преступление, включая убийство». До введения норм шариата и русского законодательства адыги не знали таких форм наказаний за преступление как заключение в тюрьму, нанесение физических ударов, смертной казни.

Проблемы, связанные с преступностью и их возможным урегулированием с помощью традиционного права в эпоху «расцвета» советского уголовного права, являлись для исследователей в течение несколько десятилетий закрытыми. Работы, поднимавшие эти вопросы, в советское время проводились главным образом силами юристов-практиков в юридических институтах, например, в Научно-исследовательском институте криминалистики Прокуратуры СССР. В этих работах содержатся описания бытования кровной мести и традиционных норм ее урегулирования в 40-70-х годах XX века на Кавказе. Можно выделить и этнографические исследования кровной мести в советский период А. А. Плиева (на чеченском материале) и Ю. И. Ивановой (на сравнительном материале Кавказа и Балканского п-ва).

Вопрос о формировании права на территории всего Северного Кавказа до Ладыженского практически специально не рассматривался. Его заслуга состояла в том, что он попытался на конкретном историко-этнографическом материале проследить зарождение и формирование обычного права.

В центре внимания профессора Ладыженского было изучение обычно-правовых норм северокавказских народов. Данный феномен рассматривался им в двух исторических срезах: в период родового строя и его разложения, т. е. период позднепервобытной общины, и в период зарождения государственной власти и феодального строя. Последний в разной степени затронул народы Северного Кавказа, в большей - кабардинцев и народы Дагестана, в меньшей - осетин, чеченцев и ингушей. Ладыженский выдвинул гипотезу, что в период родового строя и его разложения у северокавказских народов существовал «неправовой обычай». Обычное право и соответственно обычно-правовые нормы сформировалось в период становления государственной власти и строя. Ладыженский указывал, что «у народов Северного Кавказа к моменту завоевания их Российской империей первобытно-общинный строй уже перерос в классовое общество и адаты из норм чисто бытовых становились в значительной степени правовыми».

Профессор подчеркивал, что зачатки права возникают одновременно с зачатками классовой дифференциации общества. При родовом строе зачатки общества были в форме материнского (матриархального) и затем патриархального «права». В основе данных норм не было какой-либо дифференциации, этнической, религиозной, юридической и т. д. По мере образования классов создавались нормы принципиально отличные от тех, из которых они выросли, т. е. создавались уже нормы права, санкционированные государством и охраняющие интересы господствующих классов. Автор указывал, что «обычай чисто родовой превращался таким образом в правовой в точном смысле этого слова, в обычное право. Сохраняя часто свою родовую форму, он получал другое содержание».

Как известно, понятие «обычного права» вызывало и вызывает до сих пор разногласия среди юристов и этнографов. Ладыженский под обычным правом понимал «определенную совокупность правил внешнего поведения», которая включала в себя три компонента. Во-первых, эти правила должны были рассматриваться членами социального объединения, как обязательные. Их обязательность связывалась либо с влиянием условий общественной жизни, либо с наличием какого-либо значительного общественного авторитета. Во-вторых, эти нормы должны были исполняться всеми членами данного общества. При их нарушении одним из членов коллектив принимал репрессивные меры. И наконец, эти нормы должны были защищать интересы определенной общественной группы, являвшейся или зачатком класса, или уже вполне сложившимся классом. Иными словами, профессор Ладыженский жестко связывал понятие «обычное право» с процессом формирования классов. Оно, с его точки зрения, соответствовало предклассовой стадии развития общества.

Ладыженский, являвшийся последователем Косвена, полагал, что зарождение правовых норм происходило еще в родовом строе. Поэтому он счел необходимым осветить те вопросы, которые позволили бы выявить историческую динамику правовых институтов. Он отмечал, что «до последнего времени недостаточно связывали изучение адатов горцев с выяснением социального строя тех народов, адаты которых использовались».

В своих исследованиях профессор опирался на подробные описания адатов народов Дагестана, адыгов, осетин и других народов Северного Кавказа, кроме того, в его распоряжении были собранные им лично в ходе экспедиций в различные регионы Северного Кавказа полевые этнографические материалы.

Полученные результаты позволили Ладыженскому описать сложную систему юридических отношений, характерных для северокавказского региона, на которую оказали влияние различные факторы. Автор дал описание норм и общественных санкций, характерных, как для внутрисемейной (внутри-родовой) организации, так и для межродовых отношений. Он также рассмотрел основы общемагометанского шариатского права и его проникновение на Северный Кавказ. Как известно, по шариату народы Северного Кавказа рассматривали дела, связанные с куплей-продажей земли или дома, браком, наследством, наказанием за прелюбодеяние и т. п. Остальные дела, такие как убийства, похищения, воровство и пр. рассматривались по адату. Не обошел вниманием исследователь и «новое частное и публичное право», которое поддерживалось в целях осуществления русификаторской политики Царской Россией, организовавшей особые горские суды.

Правовой обычай, существовавший в первобытно-общинном строе, был санкционирован силой общественного мнения сородичей и силой рода по отношению к другим родовым союзам. Субъектом притязаний и обязанностей был род. Не было вполне сложившегося сознания личности, каждый человек в значительной степени растворялся в своем роде. Не существовало точно разработанных и определенных индивидуальных правомочий. Были только права всего рода, как такового.

Будучи междуплеменными и межродовыми нормами маслагата, они впоследствии по мере распада родов на отдельные семьи становились нормами междусемейными и междуличными. Род судил и наказывал своих членов, он обязывал их нести ряд общественных повинностей. Каждый член рода ни в чем не должен был идти в разрез интересам всего рода. Нарушение внутриродственных адатов каралось внутриродовой или территориально-общинной властью. Однако, и сама эта власть была связана адатами.

При исследовании обычаев родового строя главным вопросом является вопрос о причинах возникновения ответных действий на первичный конфликт. В связи с этим Ладыженский рассматривает распространенную как в XIX, так и XX веке «идею эквивалента». В современной науке эта теория разрабатывается Ю. И. Семеновым, который указывает, что в основе кровной мести лежал принцип талиона, т. е возмездия, нанесение эквивалентного ущерба виновной стороне. Тем не мене Ладыженский утверждал, что на примере северокавказских народов эта идея не срабатывает Он писал: «Изучение адатов кавказских горцев отнюдь не дает основания утверждать, будто все уголовные нормы возникли из идеи "око за око", "зуб за зуб", которая появилась, как и все правовые понятия, в эпоху менового оборота, и, как всякое право, основано на идее эквивалентного обмена».

Первоначально у горцев Северного Кавказа убийство отнюдь не ограничивалось повторным убийством, а продолжалось из поколения в поколение, пока не заключался мир между враждующими родами. Позже под влиянием шариата, российской судебной системы кровная месть ограничилась новым принципом «кровь кровью не моют», т. е. за убийство, совершенное из мести, месть не полагалась, поскольку это убийство перестало являться обидой, а стало уничтожением (смыванием кровью) обиды. Первоначально же было правило, согласно которого «должник крови, и ищущий кровомщения равны при встрече», т. е. месть была не эквивалентна. Она продолжалась до бесконечности. В силу этого Ладыженский настаивает на том, что «наказания у первобытных народов отнюдь не основывалось на принципе эквивалента. Они стремились к генеральной превенции и к удовлетворению чувства мести».

Всякое преступление могло быть выкуплено уплатою определенной пени. Первоначально выкуп возник не из идеи получения эквивалента за причиненное зло, не из мысли о возмещении убытков, а из желания мстить.

Адаты, бывшие первоначально обычаями, сложились при первобытно-общинном строе и были санкционированы силой общественного мнения сородичей, а также силой рода по отношению к другим родовым союзам. Позже по мере того как роды распадались на патронимии и задруги, разукрупнялись и становились сословными корпорациями, в недрах родового общества зарождалась государственная власть, адаты трансформировались в юридические нормы, защищающие интересы привилегированных классов. Превращение родовых норм в юридические есть одно из проявлений превращения родового общества в классовое и теснейшим образом связано с постепенным образованием из распада родового общества органов государственной власти.

Ладыженский указывал, что если родовые организации не были экономически равными, если одни из них богатели и усиливались, а другие беднели и слабели, то богатые роды начинали эксплуатировать бедных. Чисто родовые институты, кровной мести, барамты, выкупа за обиду, очень рано стали средствами для эксплуатации сильными и богатыми родами слабых и бедных. За кровь члена знатного рода бралась настолько высокая плата, что ее нельзя было внести и род обидчика принужден навсегда стать данником рода обиженного. Выкуп кровной мести превращался в дань, в феодальную ренту. Наоборот, за обиду, нанесенную слабому и бедному роду, плату фактически взыскать было невозможно и обидчик путем захвата имущества слабого и бедного рода обогащался за его счет, превращал барамту в способ феодальной экономической эксплуатации.

Профессор также отмечал, что по мере того, как роды становились сословными корпорациями органы родовой власти становились органами классовой власти, первоначально по отношению к подчиненным родам, а затем по мере распада родового строя - и по отношению к своим членам. В то же время бытовые внутриродовые нормы становились классовыми нормами, основанными уже на внешней принудительной силе, то есть, нормами правовыми.

По мнению Ладыженского, появление системы композиций соответствовало переходу от господства союзов мира к государственности. Всякое преступление могло быть выкуплено уплатою определенной пени. Первоначально выкуп возник не из идеи получения эквивалента за причиненное зло, не из мысли о возмещении убытков, а из желания мстить. Не имея возможности направить свою месть против личности преступника, мститель захватывал его имущество. Вначале композиции выплачивались всем родом сообща в полной мере. Позже начали перекладываться на семью виновного, тогда как остальные сородичи вносили только известные доли: чем более дальнее родство, тем доли композиции уменьшались.

Ладыженский справедливо указывал, что в позднепервобытной общине, характерной для народов Северного Кавказа, гражданское право сливалось с уголовным, причем уголовные преступления часто влекли за собой чисто имущественную ответственность, а гражданские правонарушения - уголовно-правовую санкцию. Эту точку зрения в современном науке поддерживает Ю. И. Семенов, который отмечал, что разделение права на уголовное и гражданское характерно собственно для права классового общества. Семенов подчеркивает, что для позднепервобытной общины было характерно «понятие ущерба, который члены одной человеческой группы причиняют членам другой группы». «Это понятие тесно переплетается, хотя полностью и не совпадает, с понятием обиды». Причинение имущественного ущерба равно как и физического ущерба имело одинаковый смысл - нанесение ущерба личности и разрешались одними и теми же способами.

По мнению Ладыженского, первоначально понятие вины у горцев Северного Кавказа заменялось понятием объективной ответственности за преступление. Отвечали члены рода убийцы, хотя бы они не были повинны. Иными словами, в течении долгого времени идея вины заменялась идеей причинения вреда без вины и даже идеей формально установленной ответственности, причем последнюю нес не только виновник, но и его родичи. Ладыженский выявил, что народы Северного Кавказа знали понятие преступления против жизни и телесной неприкосновенности, имущественного преступления, а также понятие преступления против чести. Он отмечал зарождение различения народами Северного Кавказа гражданско-правового требования вознаграждения за ущерб и уголовно-правового наказания. Тем не менее у народов Северного Кавказа уже появилась идея субъективной вины. Первое проявление этой идеи профессор видел в том, что за случайное убийство месть обязательно заменялась выкупом.

Особого рассмотрения, по мнению Ладыженского, заслуживает институт кровной мести. В своих исследованиях он пытался выявить все этапы развития института кровной мести в северокавказских обществах, постепенной заменой ее выкупом - вергельдом и зарождения публично-правового наказания. При образовании государственности в обществе еще долгое время сохраняются пережитки родовой организации вообще, и кровной мести, в частности. Со временем, как указывал профессор, месть из до судебной становится судебной и послесудебной, тем более, что на первых стадиях развития процессуального права осуществление приговора возлагалось на пострадавшего и его сородичей.

В процессе превращения кровной мести в право обвинителя перед судом, как органом государственной власти Ладыженский выделяет четыре ступени: 1) кровная месть всех членов рода убитого направлена против всех сородичей убийцы, 2) кровная месть ограничивается ближайшими родственниками убитого и его ближайших родственников, 3) кровная месть заменяется выкупом и символическим мщением ( приставлением меча к груди убийцы), 4) трансформация кровной мести в обязанность быть обвинителем в суде. Первая стадия была характерна для эпохи матриархата и патриархального родового строя. Вторая - в период распада родов на задруги. Третья - в период разложения первобытно - общинного строя и последняя - в период становления уже сформировавшегося государства, в котором были сильны пережитки родового быта.

Ладыженский отмечал, что первоначально кровная месть возникала инстинктивно и элемент инстинктивности продолжался в ней тогда, когда появилось желание покрыть убытки и запугать врага. Кровная месть, по мнению профессора, вытекала из указанной межродовой борьбы и имела целью не столько получения эквивалента, сколько межродовой террор. В кровной мести имеется стремление более сильных и богатых родов терроризировать и держать в подчинении роды более слабые и более бедные. Поэтому кровная месть основывалась не на принципе товарного эквивалента, а на стремлении смыть обиду - месть из родовой стала обязанностью перед соседями и односельчанами и тесно переплелась с общественным возмездием.

Выкуп кровной мести являлся нормой, возникшей еще в позднеродовом обществе. Он стал производиться в присутствии и под контролем государственной власти (князя) и превратился в обычно-правовую норму в подлинном смысле этого слова. С развитием государственной власти месть из досудебной становится местью по определению суда, а затем самоличным исполнением судебного приговора потерпевшим.

Немаловажным вопросом являлось и становление системы судопроизводства и судоустройства в обычном праве. Анализ фактических данных позволил Ладыженскому проследил превращение суда как мирового посредника (маслагата) в действительно судебный орган. Профессор особо выделяет то, что между посредническими функциями и возникшими позже чисто судебными функциями существовали промежуточные формы. В связи с этим Ладыженский различал адатские и третейские суды, считая их различными стадиями становления системы судопроизводства и судоустройства. До появления русских на Северном Кавказе у горцев были третейские суды (посреднические, медиаторские). В процессе судебной реформы, проводимой российской администрацией на Северном Кавказе, были созданы постоянные адатские суды.