ЕВРАЗИЯ - Рубеж пройден

Референдум в Крыму открывает новую страницу новейшей российской истории. Это фундаментальный рубеж. Значение этого исторического события будет понятно только в свете краткого экскурса в историческую семантику последних десятилетий. С 1991 года уже выросло поколение людей, которые не знают о многих важнейших событиях этого периода, а те, кто знает, чаще всего заблуждаются относительно их смысла. Мы можем с уверенностью говорить о том, что мы знаем историю, только в том случае, если мы понимаем смысл того, что в ней происходит.

Правящая в 1990-е русофобская элита спокойно и даже благожелательно смотрела на строительство вокруг России новых национальных государств на территории СНГ, ведь это соответствовало интересам заокеанских кураторов.

Советский период в русской истории был принципиально двояким: в нем проявилось непрерывное бытие русского народа в истории - через цивилизацию, культуру, Государство, геополитику, язык, территории, этику, - и внедрение заимствованных с Запада марксистских идей (построенных на основе европейского Просвещения). Точнее всего этому синтезу соответствует термин «национал-большевизм». В СССР было совмещено два начала: «национальное» (русское) и «большевистское» (европейское марксистское). В 1991 году эта система рухнула. Советский период завершился.

Так как сам СССР был двойственным явлением, то и конец СССР означал завершение данного сочетания: была отброшена официальная марксистская идеология, но вместе с этим удар пришелся и по национальной составляющей, которая глубоко переплелась с марксизмом за годы советской власти. 1991 год был годом конца национал-большевизма в России.

Конец этого синтеза мог привести к самым различным результатам. Теоретически вся гамма возможностей сводилась к трем основным:

· освобождение русской составляющей и построение на ее основе русской идеологии (к этому двигались патриотические движения второй половины 1980-х, в частности, общество «Память» на раннем этапе);

· продолжение национал-большевистского синтеза на новом историческом этапе с более основательным выявлением тех идеологических принципов, которые были бы общими для русской идеи и для социалистического мировоззрения (круг единомышленников Александра Проханова в газете «День» / «Завтра», ранее НБП), и апгрейдом идеологии применительно к условиям конца ХХ века;

· полный отказ от коммунизма (социализма), с одной стороны, и от русского начала, с другой (либерал-реформаторы, окружавшие Бориса Ельцина) с тем, чтобы принять либерализм как мировоззренческую догму, следовать во всем за США и Евросоюзом и пытаться стать составляющим элементом глобального «Единого Мира» с доминацией западных ценностей.

Мы знаем, что до конца 1980-х все эти три возможности были более или менее равновероятными, и стремительно теряющий силы и контроль над страной ЦК КПСС на первом этапе поддерживал все три версии. Но в переломный момент 1991 года после неудачной попытки консервативного путча, власть полностью захватили носители третьей идеологии - либерал-реформаторы, атлантисты и западники. Они способствовали развалу Советского Союза и были создателями современной Российской Федерации, изначально задуманной как либеральное, прозападное образование. Представители первой и второй идеологий, намечавшихся по мере распада советской власти, были отброшены на периферию, демонизированы, маргинализированы и представлены как «красно-коричневые». В том гетто, куда поместили сторонников русской или национал-большевистской идеи правящие в 90-е либералы-западники, эти идеи тесно переплавились в нечто почти однородное: в русское сопротивление 1990-х.

Для либералов распад СССР был победой и праздником, для представителей русской партии - трагедией и геополитической катастрофой.

С этого и начался первый этап новейшей истории России: с развала СССР при активной помощи либерал-реформаторов и с построения нового Государства, чья структура была скопирована с западных образцов. Российская Федерация мыслилась как нечто, противоположное и Великой России и СССР. Власть в РФ захватили прозападные силы, которые обеспечили идеологически захват основных экономических рычагов олигархами и преступными группировками из своей среды. Ельцин стал инструментом в руках этой прозападной олигархической группы либералов.

Попытки высказать недовольно этой линией со стороны Верховного Совета привело к жестокому кровавому подавлению и расстрелу Белого Дома. В этот период лидеры либералов проявили свое истинное лицо: они призывали «раздавить гадину» (именно так либералы называли восставший против олигархов и западников в 1993 году народ). При этом на повестке дня у либералов стояла задача постепенного распада и самой Российской Федерации - либеральные идеологи поддерживали сепаратизм в Чечне и аналогичные процессы на других территориях. Лишь индивидуальная решимость самого Ельцина уберегла страну от развала.

Этот период российской Государственности длился с 1991 по 1999 год. В это время в политических элитах однозначно доминировала либеральная идеология, власть олигархов и западников была почти тотальной. Этот период был в полном смысле слова русофобским: обе версии русского исторического самосознания (и в православно-традиционалистской и в национал-большевистской форме) были, по сути, поставлены вне законы. Естественно, правящая в 1990-е русофобская элита спокойно и даже благожелательно смотрела на строительство вокруг России новых национальных Государств на пространстве СНГ, ведь это соответствовало интересам заокеанских кураторов и тех и других, а интересы русских либеральную элиту не интересовали не то что на чужой территории, но и на своей собственной.

Такова была «первая Россия», Российская Федерация - политический организм, захваченный русофобской олигархической элитой, коррумпированным конформистским чиновничеством и безгласным и бесправным народом, оглушенным экономической, политической, информационной «психической атакой» либеральных реформ, шоковой терапией (коллективной лоботомией народа).

Когда РФ стояла на грани распада (Чечня, Северный Кавказ, взрывы домов в Москве), Ельцин передал власть Владимиру Путину. С этого начался второй период новейшей русской государственности. Путин утвердил новый курс, направленный на укрепление суверенитета России и на избавление от внешнего управления страной, сложившегося в 1990-е. Путин пришел изнутри ельцинской элиты, а не из вне ее, но его реформы были направлены в русскую сторону. Выигрыш Второй чеченской компании, введение федеральных округов, устранение наиболее одиозных олигархов, (мягкая) национализация ключевых ресурсных отраслей, перестройка основных СМИ с откровенной русофобской повестки дня (как в 90-е) на умеренно патриотическую.

Однако ранний «путинский курс», «вторая Россия», оставались в контексте прозападной либеральной парадигмы. Русское начало было выпущено из гетто, но не получило ни ясного оформления, ни внятного представительства. Некоторые либеральные идеологи из ельцинского клана (Александр Волошин, Владислав Сурков, «Альфа-банк» и т. д.) быстро перестроились и начали создавать эрзац-патриотизм, «суверенную демократию». Это понятие могло толковаться по-разному, но задумано оно было как противоестественное сочетание либерализма в качестве преобладающей операционной системы с попыткой укрепить самостоятельность России не как самостоятельной цивилизационной силы, но лишь как конкурента Запада, действующего в рыночных условиях. Эту «вторую Россию», так или иначе существовавшую с 2000 по 2012 год (до начала третьего срока Путина), точно определяет понятие «корпорация Россия». Ее формула патриотизм + либерализм. Причем именно в руках у либералов была золотая акция, позволяющая задавать правила идеологической игры.

Особенностью этого второго этапа новейшей русской истории является постепенное выведение патриотического дискурса из маргинального в общепринятый, декриминализация национального чувства, восстановление в правах как русской идеи, так и национал-большевизма (в духе Проханова). Но все же здесь власть принимала правила игры, установленные американцами, - однополярный мир, свободный рынок, идеологию либеральной демократии, - пытаясь лишь вписаться в глобальный мир на более выгодных и достойных основаниях, чем в лихие 90-е. Путин повел курс на восстановление суверенитета России, но на первых порах действовал осторожно и с оглядкой.

Важнейшим моментом был август 2008, когда Россия, несмотря на бешеное давление США и Запада и визг внутренней «пятой колонны», приняла историческое решение ввести войска в Закавказье, чтобы спасти от геноцида, начатого Михаилом Саакашвили с прямой поддержкой США, осетин и абхазцев. Уже тогда Москва вышла за границы «суверенной демократии», то есть компромисса между либерализмом и патриотизмом, сделав решительный шаг в сторону патриотизма. Однако идеологически это никак не было закреплено, и более того, после действительно эпохального патриотического поступка Москвы в 2008, окружение Дмитрия Медведева, напротив, стало всячески акцентировать либеральную составляющую в России. Но дела были патриотическими, а слова либеральными.

В 2012 году к власти вернулся Путин. С этого момента начался третий период новейшей истории России, который длится до сих пор и который громогласно заявил о своей сущности в момент референдума Крыма о присоединении к России. Этот период идеологически обозначен как патриотизм минус либерализм, то есть как обращение к русской идее - пока в общем виде, в обеих ее формах (просто русской, консервативно-традиционалистской, православной и национал-большевистской). И показательно, что Путин оценил крах СССР как геополитическую катастрофу (так же видит это событие вся «русская партия»), в отличие, например, от либерал-«патриота» Суркова (который, по его словам, радовался этому событию) и от чистых русофобских либералов с «Эха Москвы». То есть время новейшей истории в этой «третьей России» пошло в ином направлении: присоединение Крыма есть одновременно и первый шаг к воссозданию Большой России и к восстановлению СССР. С геополитической точки зрения это одно и то же, и соответствует мечте, надежде и воле как большинства жителей России, так и последовательных идеологов русской партии, настаивавших на этом на всех этапах - с 1980-х по настоящее время.

Итак, референдум в Крыму есть поворотный пункт и момент колоссального идеологического значения. Мы присутствуем сейчас в точке перехода к «третьей России», которая была намечена в марте 2012 возвращением Путина, но в полной мере дала о себе знать именно сейчас. Это переход от «корпорации России» к «цивилизации Россия». От формулы либерализм + патриотизм к формуле просто патриотизм.

Это означает фундаментальную идеологическую Революцию. Это не технический или политтехнологический апгрейд. Это смена курса. От симулякра к реальности, от игры - к серьезности, от виртуальности - к действительности.

«Третья Россия» основывается на пересмотре прошлого. Для России важнее всего сейчас не отдаленные этапы, но точное определение близких к нам периодов - событий 1989, 1991, 1993, первой чеченской компании, 1998, 1999, 2008, 2012, и наконец 2014 годов.

1989 год и распад Варшавского блока оценивается как успех НАТО в выведении наших союзников из-под контроля и успешного перекодирования наших друзей в наших врагов. Это был прямой проигрыш с нашей стороны, и то, что мы никак не смогли этому противодействовать, означает не просто слабость, но и наличие в советской системе эффективной сети агентуры влияния (в частности, Александр Яковлев и его окружение), осуществившей саботаж любых альтернативных стратегий. «Новое мышление» Михаила Горбачева оказалось предательством наших национальных интересов. А раз так, то исторический приговор Горбачеву и его провальной перестройке является принципиальным моментом нового российского самосознания. Не осудив эти события, мы не можем двигаться дальше. Преступление и предательство должны быть названы соответствующими именами. Все, кто способствовал этому, радовался этому, усугублял это, не противостоял этому и до сих пор не покаялся, заслуживают как минимум остракизма.

1991 год был годом страшной катастрофы, когда рухнула великая держава. Это в равной степени трагедия и для советских патриотов (национал-большевиков) и для консерваторов, исповедующих Большую Россию. Территория СССР являлась прямым продолжением Российской Империи. И земли, и народы, в нее входившие, были интегрированы в Россию задолго до большевиков. Любой русский, не осознающий распад Союза как национальную трагедию, - либо невежа, либо предатель. Поэтому в глазах русской партии распад СССР был совершенно нелегитимным историческим событием. Это было помутнение сознания, удавшаяся провокация, подлая интрига, геополитическое преступление. Это было предательство. Как сегодня неонацисты в Киеве способствовали развалу Украины под влиянием американских либералов, так то же либеральное лобби (но в этом случае без «националистического прикрытия») развалило СССР. Вот тогда-то и были заложены на постсоветском пространстве основания системной русофобии, ставшей неотъемлемой частью националистических режимов стран Балтии, Украины, Грузии, отчасти Молдовы и т. д. Поэтому в истоке нынешних украинских неонацистов из киевской хунты лежит та же всеобщая для стран Большой России (СССР) катастрофа - катастрофа 1991 года.

1993 год и конкретно столкновение Ельцина и Верховного Совета было победой либералов-западников над группой патриотов в правящей элите. И здесь для «третьей России» понятия «друг/враг», «правый/виноватый» расставлены однозначно: либералы-реформаторы и американские кураторы были на стороне Ельцина, осуществившего противозаконный государственный переворот и расстрелявшего свой народ, а патриоты - на стороне Верховного Совета. Павшие защитники Белого Дома - герои, Ельцин, до этого разваливший СССР - кровавый преступник.

События на Болотной и радикализация протестных действий отчаявшихся и обманутых «третьим сроком» либералов показали Путину всю глубину внутриполитических противоречий.

Однако после событий 1993 года Ельцин начал отчаянно тормозить те же либеральные, строго деструктивные, реформы, которые поддержал вначале и на волне которых пришел к власти. Так он жестко воспротивился отделению Чечни. При этом наиболее последовательные либералы не только поддерживали этот курс, но и оказывали Джохару Дудаеву информационную, политическую, финансовую и даже военную поддержку (передача оружия в Чечне сепаратистам). Первая чеченская компания при всем ее ужасе, ненужных жертвах и противоречиях, была чрезвычайно важна: с этого момента шествие либералов-западников было приостановлено, в обществе стали отчетливо проявляться первые патриотические мотивы. Сквозь «первую Россию» смутно забрезжила «вторая Россия», чье время пришло, однако, намного позже.

В 1998 года дефолт и бомбежка США Белграда, а также патриотическая линия премьера Евгения Примакова обозначали конец 90-х. Но по-настоящему эта отвратительная русофобская эпоха разложения и вырождения завершилась вместе с Путиным. В Путине остановился распад страны, Вторая чеченская компания восстановила территориальную целостность. С точки зрения патриотов, это был радикальный шаг вперед. Именно отсюда начинается широкая поддержка Путина патриотическим лагерем и широкими слоями населения. Параллельно здесь же складывается и либеральная оппозиции - как радикальная (Борис Березовский, Владимир Гусинский, несколько позднее Михаил Ходорковский и т. д.), атакующая Путина со стороны, так и умеренная, действующая изнутри путинской системы (Волошин, Сурков, Глеб Павловский и т. д.). Мало-помалу умеренные либералы перемещались в стан радикальных (как Михаил Касьянов, Андрей Илларионов и т. д.). Но так как «вторая Россия» допускала либерализм, и даже отдавала ему приоритет в целом ряде направлений (в частности, в финансовой политике, в макроэкономике и т. д.), то поле деятельности для либералов сохранялось и внутри путинской модели.

С точки зрения патриотов (русская партия) «вторая Россия» была намного лучше, чем «первая», но намного хуже, чем та, которой она должна была бы стать по их представлениям. «Вторая Россия» была основана на определенном консенсусе либералов и патриотов: максималисты, слишком радикально настаивающие на своем, оказывались вне системы, а в центре либеральные и патриотические тенденции более или менее уживались (не без проблем). С одной стороны, «вторая Россия» не устраивала ни «первую Россию» (1990-е), ни «третью» (представленную лишь проектом), а с другой, у обоих антагонистических лагерей все же были определенные социальные ниши. При этом ситуация не менялась ни в ту, ни в другую сторону. Это и было зафиксировано в тезисе о «суверенной демократии». Патриотам предназначался суверенитет, либералам - демократия. Никто не был счастлив в этом компромиссе, но все же это было терпимо.

Нетерпимым (для патриотов) стал период правления Дмитрия Медведева, когда либералы снова усилили свои позиции, перенеся центр тяжести на либерализм. Стало создаваться ощущение, что 90-е возвращаются. Однако война с Грузией и признание независимости Южной Осетии и Абхазии показали, что и при Медведевы определенный, причем действенный, реальный, патриотизм сохраняется. Для «третьей России» военные действия России в Грузии были настоящей победой. Для «первой России» - доказательством полного отхода «российского режима от норм демократии и либерализма», то есть отрыв от американских инструкций.

Возвращение Путина, в которое системные либералы долго не хотели верить, будучи уверенными в том, что Медведев вернет Россию в русло проамериканской политики (это открыто провозглашали такие близкие к Медведеву идеологи, как Игорь Юргенс, и именно на это недвусмысленно указывал поддерживавший Медведева Збигнев Бжезинский), произошло, и с этого и берет отсчет третья эпоха, «третья Россия». Системные либералы (Сурков) в области политики и идеологии были сменены на людей совершенно иного патриотического толка. События на Болотной и радикализация протестных действий отчаявшихся и обманутых «третьим сроком» либералов показали Путину всю глубину внутриполитических противоречий: против народного русского Президента выступила прозападная русофобская элита, подогреваемая сочувствием не только США, но и значительной части того политического класса, которая сохраняла видимую лояльность Путину. Не случайно Сурков признал собравшуюся на Болотной русофобскую сволочь «лучшими людьми России». Путин все видел и все учитывал. Маски были сброшены.

Но настоящим рождением «третьей России» является воссоединение с Крымом. На сей раз Путину противостоит вся мощь США и их покорных европейских марионеток. Болотная оппозиция же, со своей стороны, открыто выступает под неонацистскими флагами Бандеры в знак солидарности с украинским Майданом. И этому маршу предателей открыто симпатизируют многие влиятельные фигуры из путинского окружения: эти «лучшие люди России» (по словам Суркова) дефилируют по Москве, следуя (по иронии патриотических чиновников из мэрии) маршрутом пленных нацистов.

Мы живем в точке окончательного оформления «третьей России», патриотического общества. Это значит, что отброшенные в пользу радикального западнического либерализма в самом начале короткого исторического пути Российской Федерации патриотические идеологии - консервативная и национал-большевистская - снова приобретают актуальность. Именно в этом смысл сегодняшних событий: воссоединение с Крымом как начало восстановления Большой России (СССР), борьба за Юго-Восточную Украину (Малороссию), окончательная утрата последних иллюзий относительно Запада (его двойные стандарты сегодня очевидны даже младенцам). Россия радикально меняет курс. Отныне задача уже не в том, чтобы вписаться в клуб ведущих держав любой ценой (как при Ельцине - «первая Россия»: напомним, что в «Большую Восьмерку» Россию включили в качестве награды за ее предательство самой себя) или на достойных основаниях (как при раннем Путине), но чтобы отстоять право России быть полностью независимой и свободной державой, великой мировой державой, самостоятельной цивилизацией - со своими ценностями, идеалами и интересами, со своей особой идентичностью, со своим особым путем.