Народ, в чьей истории был «золотой век» поэзии, так и остался жить в пространстве классического стихотворения; так и творит свою жизнь по естественным законам этого жанра. Стихотворение – самое совершенное дело, вверенное России природой и судьбой.

Любое из классических стихотворений, открывая картину жизни народа, удерживает смысл национального существования в природе и в истории. Любое стихотворение способно оправдать и объяснить весь исторический путь народа. Поэзия, близкая сущности человека, чья родина – Россия, всегда связана с природой и оказывает влияние на жизнь людей, как ночная звезда у Николая Рубцова просветляет горницу поэта: «В горнице моей светло. Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, Молча принесет воды... Красные цветы мои В садике завяли все. Лодка на речной мели Скоро догниет совсем. Дремлет на стене моей Ивы кружевная тень. Завтра у меня под ней Будет хлопотливый день! Буду поливать цветы, Думать о своей судьбе, Буду до ночной звезды Лодку мастерить себе...»

В горнице, светлой от звезд, живет и Россия, чья историческая сущность связана и с землей, и с небом. В новейшей мировой истории будет продолжаться ее по-прежнему «хлопотливый день». И непременно сохранится связь поэтического народа со стихией, с ивой и ее кружевной тенью на родной стене. Без «красных цветов», без песен Россия не обходится на своем пути. Ей всегда важно на грозном и нежном пути – «поливать цветы», творить яркую метафору, социальное явление уподобляя явлению природы. Поэзия, соединяющая в созвучных словах небо и землю, мужество и нежность, в значительной мере определяет жизнь России – и духовную, и политическую. Поэтическая, по сути своей, Россия совмещает несовместимое: и «священную войну» способна вести, и «поливать цветы».

Лодка на речной мели «догниет», но не переведутся здесь мастера, которые будут мастерить новые лодки. И эти мастера по-прежнему будут «думать о своей судьбе». Россия всегда будет «думать о своей судьбе», постигая мир. Она так устроена, что не может бездумно существовать. Горе у России – от ума, но и счастье – от ума, от совести, от души, от поэзии. От Василия Жуковского, Александра Пушкина, Евгения Баратынского, Афанасия Фета, Николая Языкова, Алексея Кольцова, Николая Некрасова.

И вновь «матушка возьмет ведро, молча принесет воды», то есть – поэзия тихо принесет воду истины для того, чтобы утолить жажду бытия, напоить исторические корни народа, его «красные цветы» – смысл одухотворенной, просветленной, совестливой жизни под ближними, всевидящими небесами. Классическое стихотворение – как реализованная возможность духовного совершенства народа, рождающего поэтов. Стихийно пронзительный голос русской поэзии обращен к Богу в сердце человека, но к Богу, явленному еще Гавриилом Державиным в одноименной оде: «Кому нет места и причины, Кого никто постичь не мог, Кто все собою наполняет, Объемлет, зиждет, сохраняет, Кого мы называем: бог».

Поэтическое величие, определенное «золотым веком» поэзии, обозначает нашу национальную культурную высоту. У нас навсегда есть своя высокая достигнутая планка. «Золотой век» поэзии, точнее – ее золотая вечность происходит на глазах народа, читающего стихи и стихами прочитывающего свою жизнь, свою историческую сущность. «Золотой век» продолжается стихами Александра Блока, Анны Ахматовой, Николая Заболоцкого, Ивана Бунина, Марины Цветаевой, Дмитрия Кедрина, Юрия Кузнецова, Николая Тряпкина, Владимира Соколова…

Размер просторного русского стихотворения – от одухотворенной и мудрой природы, от созвучия в ней травы и ветра, человеческой грусти и листопада, сияния «ночной звезды» и вдохновения мастера, создающего новую лодку. Стихотворение – как природа, где все размеренно, где все созвучно, хотя иногда происходят и сбои ритма, как в жизни народа случаются исторические катастрофы.

Но стихотворение, вновь возвращаясь к своему классическому звучанию, терпеливо приводит в порядок мятущийся дух «народа-языкотворца». В определенное время – и раскованное, созвучное с бунтующей стихией стихотворение Владимира Маяковского приводит в порядок мятущийся человеческий дух. «Невозмутимый строй во всем, созвучье полное в природе» заметил Федор Тютчев, который всю жизнь писал только о природе, даже тогда, когда писал о политическом влиянии России на Европу; даже тогда, когда писал о русской революции. Владимир Вернадский взял эти строки Тютчева эпиграфом к своей монографии «Биосфера».

Биосфера, в которой неразрывны «красные цветы» Николая Рубцова и «роща золотая» Сергея Есенина, тоже устроена как совершенное классическое стихотворение. А в поэзии, как в биосфере, неразрывны, будто одно бесконечное стихотворение, тексты и судьбы Михаила Светлова и Юлии Друниной, Александра Твардовского и Игоря Шкляревского, Алексея Прасолова и Константина Батюшкова, Михаила Исаковского и Ярослава Смелякова. В русской поэзии, где Жуковский предшествовал Пушкину, стихи Пушкина предшествуют костру «рябины красной» в саду Есенина и сиянию звезды над полями Рубцова: «Но только здесь, во мгле заледенелой, Она восходит ярче и полней, И счастлив я, пока на свете белом Горит, горит звезда моих полей...»

Свою звезду Рубцов видел – и сочиняя стихи, и поливая красные цветы, уже предшествующие стихам грядущих русских поэтов. Сегодня по-прежнему важно для народа – успеть принести «воды», когда красные цветы «в садике завяли все», то есть – поддерживать кровную связь и «созвучье полное» с мыслящей, справедливой природой. При этом понимать – и обмелевшую реку, и увядшие цветы, и утомленную, дремлющую иву. Понимать, что и сердце стихии бывает встревоженным и обиженным на человека, самоуверенно нарушающего поэтический закон мироустройства, взаимосвязь красных цветов и звездного неба. Со стихией примиряет и согласовывает человека – поэзия, в которой происходит идеальная жизнь России. В поэзии, удерживающей в себе всевышнюю справедливость ко всему сущему, и выживает всегда классово расслоенная Россия; в поэзии зреют и ее революции. Самую справедливую и искреннюю идею – идею сбережения народа творящей природой, родной землей и родным небом стихотворение до человека доносит с горней высоты.

На той высоте, где в присутствии Михаила Лермонтова «звезда с звездою говорит», и находится центр русской поэзии. А «зарницы огневые, воспламеняясь чередой, как демоны глухонемые, ведут беседу меж собой» в присутствии Тютчева. Поэзия знает о том, что не только прозрачно светлое, но и «таинственное дело решалось там – на высоте». Но там же вновь и вновь загорается ночная звезда, от которой навсегда светло в горнице Рубцова. У русской поэзии – горняя природа, а это и национальная стихия народа, для которого исторически дорого поэтическое устройство мира.

В своей поэзии народ остается таким, каким он и нужен горнему Творцу. Поэзия знает и, как свидетельствует ее многовековой опыт, заботится об уникальности народа, в котором рожден поэт.

Россия живет – боясь нарушить классическое стихотворение своей жизни – хоть в геополитике, хоть в духовном самосохранении. Потому всегда для нее важно «лодку мастерить себе» и «поливать цветы». Еще и геополитическое дело – русская поэзия. Удержание пространства, сплочение породненных земель – от традиционного, размеренного стихотворения, а стихотворение – от многовекового родства народов и их земель. Поэзия, соединяющая горницу народного духа и светлое величие звезд, сохраняет в народе смысл богоугодно самобытного и политически независимого бытия в мире, где идет война множества национальных смыслов существования.

А «хлопотливый день» народа, творящего свою жизнь под родными небесами, приближенными к земле поэтами, в мировой истории непременно должен проходить под ивой – вблизи своей стихии. Так и будет жить, поливая цветы, размышляя о жизни и мастеря лодку, народ, в чьей истории продолжается «золотой век» поэзии.