Борьба с коррупцией как религиозно-нравственная проблема

Одним из принципиальных пунктов президентства Дмитрия Медведева была обозначена борьба с коррупцией. Она была задумана и как самостоятельное направление, и как необходимый элемент реализации курса на модернизацию экономики – очевидно, что коррупция препятствует модернизации.

Сама решимость Медведева бороться с коррупцией и беспроигрышна, с точки зрения стяжения симпатии масс, и морально оправдана. Поэтому, даже если вообще никаких результатов антикоррупционная кампания не даст, сам факт ее ведения следует расценить положительно. Наше общество пронизано коррупцией сверху до низу, и признание этого фактического положения дел ненормальным со стороны первого лица в государстве уже устанавливает определенную нравственную шкалу, напоминает о базовых принципах морали, которых сегодня так не хватает.

Однако, именно тотальность коррупции и не позволяет всерьез взяться за борьбу с ней. Очевидно, что с коррупцией может сразиться то, что ей не подвержено, а так как ей подвержено все, то никто всерьез и, находясь в здравом уме, бороться с ней по-настоящему не собирается. Более того, любая антикоррупционная кампания на практике только породит новые циклы коррупции – изменятся формы откатов, конкуренты не преминут воспользоваться случаем для устранения друг друга - и все быстро придет к восстановлению коррупционного баланса. Когда коррупция тотальна, борьба с ней становится просто разновидностью новых коррупционных схем.

Однако, признавать это нормой еще хуже, чем заниматься заведомо безнадежным делом. Антикоррупционная кампания Медведева, таким образом, носит нравственно-духовный, почти религиозный характер: миру, погрязшему в пороке, первое лицо в Государстве напоминает, что это не хорошо, что порок есть порок, а не норма, и тем более не святость.

«Коррупция» («corruptio») на латыни означает «распад», «гниение», «разложение», «разрыв органических связей». Этот термин прилагается к процессу гниения трупов – они разлагаются, «коррумпируются». Так теневые схемы, распилы, откаты и хищения разлагают органические связи хозяйства, нормальное функционирование экономики и вертикали власти – на каждом уровне любое начинание превращается в «тему» (то есть в процесс хищения, незаконных поборов, получения взяток и распил бюджета). Хозяйство гниет. Но и гниение есть своеобразная жизненная среда – она притягивает хищников, пожирающих падаль, дает жизнь червям, бактериям, насекомым, питает и удобряет, в конце концов, почву. Наше общество прекрасно адаптировалось к коррупционным процессам, научилось жить в состоянии разложения. Тем более массовая культура сегодня как никогда способствует этому – низкопробный юмор, дегенеративные сериалы и узколобые развлечения составляют основу информационной среды – особенно в пространстве телевидения. Это своего рода «телекоррупция», на которой процветают извращенцы и лгуны, нарциссические эгоисты и хищные акулы шоубизнеса.

Бороться с коррупцией - значит пойти против течения, лишить огромную массу уродливых, но агрессивных и прожорливых существ – от олигархов до телепродюссеров и политтехнологов – их среды обитания. Очевидно, что на это Медведев еще не решился, так как это потребует революционных мер, введения настоящей «комиссарской диктатуры» (Карл Шмитт) или по-русски «опричнины». И при этом не факт, что творцы очередной «великой чистки» тут же не займутся тем же самым, чем привычно занимались те, кому суждено пасть от их рук.

Одним словом, и то хорошо, что черное называется черным и морально осуждается. За одно это можно благодарить Медведева. Увы, но это неминуемо останется лишь благопожеланием. Когда коррумпировано все, бороться с этой коррумпированностью фронтально может либо фанатик, либо безумец, либо… лицемер.

Евразийцы и атлантисты в коррупционном поле

Что же делать в такой ситуации, если все обстоит настолько печально? Нет ли способов хоть как-то изменить такое положение дел? Выход есть. Он состоит в том, чтобы подойти к феномену коррупции дифференцировано, рационально и даже несколько цинично. Если с коррупцией нельзя бороться фронтально, а некоррумпированного сегмента в обществе просто нет, то надо разделить коррупционное пространство на две части и противопоставить их друг другу – поддержав на первых порах одну из форм против другой.

Это на практике отчасти и происходит, но мало кто открыто обсуждает эти процессы.

Критерии систематизации коррупционных моделей могут быть разными – по отраслевому, этническому, региональному признакам, по уровню циркулирующих в коррупционных схемах средств. Мы же предлагаем геополитический критерий, как наиболее оперативный, обобщающий и сам собой напрашивающийся.

Итак, все виды коррупции можно разделить на две части – «коррупция патриотическая» и «коррупция компрадорская». Или, иначе, «коррупция евразийская» и «коррупция атлантистская». В эти критерии можно иерархически включить и этнические, и региональные, и отраслевые моменты, и внести поправки на масштаб и размах средств. Как – мы покажем ниже.

Евразийской (патриотической коррупцией) являются такие виды коррупции, которые:

- не наносят прямого ущерба национальной безопасности России;

- сосредотачивают накопленные коррупционными путями средства на территории России, инвестируют их в экономику стран, находящихся в союзных с Россией отношениях или представляющих для России стратегический интерес;

- не ставят самих коррупционеров в зависимость от врагов России;

- не пытаются легитимизировать сами себя путем политического лоббирования и легальными способами превратиться в социальные нормативы.

Продолжая метафору борьбы с коррупцией как религиозного предприятия, можно сказать, что эти виды коррупции являются грехом, но не смертным, не претендующим на норму, и не наступающим активно на территорию целомудрия и не пытающимся свергнуть добродетель. При этом такая коррупция может включать в себя множество аморальных и предосудительных способов вплоть до лжи, воровства, подлога, разбоя и даже убийства. От того, что коррупция является евразийской, она не становится приемлемой. Такая классификация основана на геополитическом, а не на моральном принципе.

Атлантистской (компрадорской – от испанского слова «comprador», «покупатель») коррупцией является такая коррупция, которая:

- наносит прямой ущерб национальным интересам России;

- сосредотачивает средства, полученные преступным путем, за пределами России в оффшорах и странах, геополитических враждебных России (в первую очередь, в США, Западной Европе и т. д.);

- ставит сознательно или бессознательно коррупционеров в зависимость от правительств и спецслужб иностранных держав;

- стремится создать и провести к власти лоббистские структуры – союзы, НПО, политические партии, которые бы легитимизировали позиции атлантистских коррупционеров в обществе, придали бы им легальный характер.

Абсолютно четкой грани между патриотической и компрадорской коррупцией провести, конечно, невозможно. Но эти два полюса в российском обществе, начиная с 90-х годов, различаются вполне отчетливо.

Феномен олигархии, сложившейся в 90-е вокруг Ельцина и его семьи, представляет собой образец атлантистской коррупции. Политическая и экономическая элита, которая создалась в тот период, строго отвечает всем критериям атлантизма. Олигархи были типичными компрадорами – они перепродавали награбленное (приватизированное) народное достояние внешним силам, хранили сбережения в странах Запада, куда перемещали и свои семьи, активно пытались интегрироваться в западную элиту (скупая футбольные клубы, яхты и акции западных компаний и предприятий), исповедовали либеральные ценности, поддерживали проамериканские (шире - прозападные) политические партии («Демократический выбор России», позже СПС, «Яблоко» и т. д.), СМИ и фонды соответствующей ориентации.

В 2000-е годы оплотом либеральной атлантистской олигархии становится РСПП; научной базой – «Высшая школа экономики» и, частично, РГГУ; политическим умеренным флангом – СПС и «Яблоко», радикальным – «Другая Россия»; медийным авангардом – «Эхо Москвы», «Новая газета», «Нью Таймс». Более того, коррупционеры этого типа, по сути, контролировали политическую власть через такие фигуры как глава администрации Александр Волошин, премьер-министр Михаил Касьянов, энергетик Анатолий Чубайс. Ими полностью контролировались экспертное сообщество и политтехнологи, кадры в Администрацию Президента рекрутировались под их контролем и в их интересах.

Патриотическая коррупция стала выявляться как самостоятельное явление при Владимире Путине и получила обобщенное название «силовики». Это были люди, пришедшие во власть из спецслужб и не участвовавшие на первых ролях в общенациональной приватизации в 90-е годы. Их патриотизм определялся не столько их устоявшимися убеждениями, сколько психологическим типом – по профессиональным мотивам они испытывали недоверие к Западу и США, старались припрятать утащенное по-русски, по-домашнему. Им было гораздо труднее интегрироваться в западную элиту и найти общий язык с западными политиками, бизнесменами и интеллектуалами (обеспечивавшими введение в России внешнего управления в 90-е). А к представителям западных спецслужб, открыто орудовавших в среде реформаторов, они и вовсе относились с недоверием – ведь многие из них находились в действующем резерве. Конечно, и в этой среде силовиков, ушедших в «большую коррупцию» на стыке власти и бизнеса, было немало предателей. Кое-кто быстро спелся с олигархами и компрадорами, объединившись с ними в картели или возглавив службы безопасности – начиная от генерала Бобкова в службе безопасности «Моста» Гусинского, и кончая генералом Кандауровым в «ЮКОСе» (не говоря уже о таких мелких перебежчиках как Литвиненко, продавшийся Березовскому). Но в целом стиль патриотической коррупции дает о себе знать в этот период вполне однозначно. И когда при Путине начались первые гонения на наиболее одиозных олигархов, вплоть до дела «ЮКОСа», евразийские коррупционеры-силовики проявились как довольно отчетливый психо-социальный тип.

Дополнительные факторы коррупции – объемы средств, этническая принадлежность, региональная локализация, отраслевая специфика

Здесь следует сделать некоторые поправки к геополитической модели коррупции. Первый фактор, который следует учитывать дополнительно, заключается в объеме коррупционных средств. Дело в том, что если общий объем награбленного превышает некоторый критический порог – скажем 100 000 000 долларов США – хранить их в России становится бессмысленно. И в этот момент волей-неволей даже самые закрытые и неуклюжие коррупционеры-патриоты начинают обращать свои взгляды за рубеж. Хорошо, если они настолько геополитически сознательны, что прячут украденное в странах Азии или Ближнего Востока. Но чаще всего речь идет о банальных оффшорах, а то и прямо о Европе или США. Вот тут-то и начинается мутация евразийской коррупции в атлантистскую.

Следовательно, при анализе этого явления следует учитывать общий – пусть приблизительный – объем наворованного. И конечно же, если сумма подходит к заветному числу в 1 000 000 000 долларов США, чтобы сохранить ее в безопасности за рубежом, необходимо прямо договариваться с правительствами соответствующих стран или их полномочными представителями – чаще всего в лице спецслужб и иных групп влияния. А если кому-то в голову придет безумная идея хранить такие богатства в России, то для их защиты необходим подводный флот, ядерные ракеты и стратегические бомбардировщики. Итак, объем награбленного имеет значение, так как выше определенного предела наворованных денег коррупционер начинает автоматически мутировать из патриота в компрадора – а там, глядишь, и семьи поселяются за рубежом, дети обучаются в Кембридже и заключают браки с иностранцами.

Другой фактор – этнический. Он также является второстепенным по отношению к геополитическому. Проще всего атлантистская коррупция дается представителям этнических меньшинств, особенно в том случае, если их этнос имеет обширную и укорененную диаспору в странах Запада. Это облегчает интеграцию во внешние структуры, дает возможность относительно безопасно перемещать капиталы за границу. Это не значит, что патриотические коррупционеры это только русские, а атлантические коррупционеры – этнические меньшинства, бывают и исключения, но в целом общая картина именно такая. Причем к русским патриотическим коррупционерам примыкают те этнические группы россиян, диаспора которых за пределами России либо не велика и не влиятельна, либо сосредоточена в странах Ближнего Востока и Азии.

Отраслевой признак особенно ярко работает там, где речь идет об Оборонно-промышленном комплексе или иных отраслях, по своей природе имеющих ограничение на прямые контакты со странами Запада и находящихся в зоне повышенного внимания государства. Корруцпии здесь не меньше, чем в остальных областях, но для атлантистской модели предательства национальных интересов имеются формальные и неформальные препятствия и ограничения.

И наконец, региональный признак также прекрасно вписывается в общую геополитичсекую схему – напрямую контакты с Западом имеют чаще всего коррупционеры федерального масштаба, национальные олигархи. Региональная коррупция ближе к патриотической по своему типу. Но ситуация меняется, если в дело включается уже упомянутый фактор масштаба – украв слишком много денег региональная элита (подчас вынуждено) неминуемо перемещает центр внимания на Запад и постепенно превращается из евразийской в атлантистскую. Еще один случай прямого коррупционного атлантизма – когда региональные ОПС приватизируют или отбирают производства стратегического характера или вмешиваются в таможенные процессы.

Специально следует оговорить вопросы о прямом шпионаже, наркоторговле и массовой торговле живым товаром (проституция - в том числе и с принуждением несовершеннолетних). Эти виды преступной деятельности автоматически попадают в разряд атлантизма, так так наносят прямой удар по обществу и государству.

Политический подтекст обвинений в коррупции

Если учесть такую двойственность коррупции как явления, можно понять, какое значение в само понятие коррупции вкладывают те или иные политические силы в современной России. Так, либеральная оппозиция Путину и Медведеву неустанно обвиняет власть в коррупции. Эта оппозиция идеологически является атлантистской, и поэтому причисляет к коррупции только те случаи (реальные или мнимые - в информационной войне это не имеет большого значения), когда речь идет о евразийской коррупции. Если рейдерами являются силовики, то это «обыкновенная коррупция». Но если объектом юридического или уголовного преследования становятся олигархи-атлантисты, пусть сколотившие свое достояние самыми криминальными средствами, то речь идет о «переделе собственности» и об атаке «криминальной власти» на «честных частных предпринимателей». Убийца и вор Ходорковский вместе со своими подельниками становятся для атлантистов «святыми». А генпрокурор Устинов, сажающий Ходорковского в тюрьму, - очевидный «коррупционер».

Власть и силовики отвечают олигархам тем же. В первую очередь, преследованиям подверглись именно те из них, что более всего настаивал на своих политических требованиях, открыто лоббировал западные интересы и пытался прорваться к политической власти напрямую (Березовский, Гусинский, Невзлин, Ходорковский). Абрамович, Дерипаска или Фридман - такие же атлантисты и коррупционеры как и изгнанные или посаженные олигархи, но атлантизм их менее воинственный, они готовы приспосабливаться к путинским правилам игры. Значит, их дело откладывается на потом.

Одним словом, деление коррупционного пространства на «евразийское» и «атлантистское» - не только наша методологическая гипотеза, но давно освоенный участниками политических дискуссий и полемик прием. Патриотические коррупционеры хотели бы отождествления с коррупционерами только коррупционеров-атлантистов. Сами атлантисты, не замечая бревен в собственном глазу, ничтоже сумняшеся, реабилитируют убийц, мошенников и шпионов и хотят возложить всю вину на коррупционеров-силовиков.

Какую коррупцию взять Медведеву в союзники?

Кроме пустых, но сладких слов про борьбу с коррупцией вообще, которые заведомо никуда не приведут, у Медведева был и есть геополитический выбор. Если он всерьез намерен что-то изменить в этой области, хотя времени осталось у него не так уж и много, прочем, на будущем посту главы правительства он тоже может этим заняться, – у него есть два сценария: он может встать на сторону одного типа коррупции, чтобы нанести серьезный удар по другому. Потом, наверное, можно будет подумать и о наведении порядка в более строгом смысле, а там, глядишь, кто-то осознает и покается. Но начинать надо именно с выбора меньшего из двух зол.

Путин, будучи в свое время президентом, свой выбор сделал. Он поддержал силовиков и патриотов. Конечно, Путин мосты не сжег - олигархи, магнаты и даже агенты влияния Запада в путинский период сохранились и чувствовали себя относительно комфортно. Но это было оплачено ценой их добровольно-принудительного отказа от политических интриг и прямолинейных социально-экономических диверсий. Кто не хотел играть по путинским правилам, мог полюбоваться на полосатый жакет Ходорковского.

Курс на борьбу с коррупцией, объявленный Медведевым, теоретически нес и до сих пор несет в себе возможность выбора. Атлантисты, особенно на первых порах, посчитали Медведева «своим», «либералом», «западником», и приготовились к тому, что баланс в море российской коррупции может измениться в их пользу. Кое-какие силовики и знаковые фигуры переместились в правительство, а то и вовсе были выведены в регионы. Власть обратилась к либеральному пулу экспертов за идеологическим обоснованием нового курса (Форум «Стратегия 2020»). Медведев согласился стать главой попечительского совета Института Современного Развития, за которым стояли главные фигуры атлантистской коррупции из РСПП. И если бы Медведев пошел по пути либеральных реформ и дальше, то борьба с коррупцией вполне могла бы превратиться в борьбу с евразийской коррупцией с опорой на коррупцию атлантистскую. Многие в России этого опасались, а кое-кто на это надеялся.

Но пришел роковой август 2008 и нападение Саакашвили на Цхинвал. Отношения с Западом резко обострились, и ситуация накалилась - ведь Россия, введя войска в Грузию и признав затем независимость Южной Осетии и Абхазии, нанесла серьезный символический удар по американской гегемонии, а значит, по всей архитектуре атлантистского миропорядка. Тогда, при перенесении этого обстоятельства с внешнеполитического уровня на внутриполитичсекий, можно было теоретически предположить, что Медведев начнет вести борьбу с коррупцией уже по совсем иному сценарию – опираясь на евразийских коррупционеров против коррупционеров атлантистских. И хотя Медведев не выходец из спецслужб и не испытывает проблем в общении с представителями Запада, он, будучи главой государства, оказавшегося не по своей вине, впрочем, в условиях жесткой конфронтации с США и Западом в целом, не мог не понимать, что атлантистская коррупция ослабляет национальную безопасность государства, а евразийская коррупция в этом отношении как минимум нейтральна. Тогда это могло стать решающим аргументом.

Но тогда, как мы видим сейчас, Медведев не определился с выбором. Однако, как мы уже говорили, такая возможность у него еще есть. И если в конечном итоге такой выбор будет сделан, - а если и не будет, то Путин, надеемся, после своего возвращения в президенты (в чем сомневаться не приходится) продолжит начатое им раньше, - то, напомним, необходимо особо учитывать фактор качественного превращения коррупции из патриотической в компрадорскую при сосредотачивании слишком большого количества награбленных средств в одних руках – даже если эти руки русские и патриотические.

Разумнее всего будет дать возможность расчленить наворованные империи атлантистских олигархов многим русским патриотам (новым «экономическим опричникам»), разделив их на небольшие опричные паи (постолигархические ваучеры), чтобы не было проблем с тем, где прятать излишки. Пусть все идет в Россию – в дома, в сады, в поля, в леса, в кубышки, в национальную экономику. И пусть каждый платит ядерный налог (светлый и несветлый) на подводные лодки, баллистические ракеты, стартегические бомбардировщики, атомоходы и крейсера. Лучше сделать общую систему безопасности страны, где все богатства будут защищать доблестные военные, чем наплодить тысячи частных армий.

А яхту Абрамовича можно будет отдать дивизии имени Дзержинского. На ней будут отмечать дембель.

А там, возможно, придет время уже на полном серьезе и со всей ответственностью заявить, что красть, лгать и убивать – это великий грех. Но это будет потом.