Могущество является единственной определяющей вещью в международных отношениях. Но что такое могущество? Во все времена способность государств оказывать влияние на своих ближних и дальних соседей определялось совокупностью факторов, однако, в разные эпохи их соотношение было различным. Конечно, военная составляющая могущества всегда имела первостепенное значение. Как бы не была тонка игра дипломатов, как бы не были сильны моральные и цивилизационные аргументы, военная победа, военное превосходство является тем доводом, который, в конце концов, перекрывает все остальные.

Другое дело, что в эпоху глобализации, когда формируются и отлаживаются механизмы согласования и сдерживания на общемировом уровне, злоупотребление военной силой может обернуться по-настоящему крупными неприятностями. Общемировой или региональный консенсус по тем или иным вопросам, соображения глобальной безопасности заставляют страны вести себя подобно тому, как, по мнению сторонников теории общественного договора, когда-то повели себя дикари-индивидуалисты, подписавшие «социальный контракт».

В условиях, когда часть суверенитета стран делегируется в пользу некоего наднационального контролирующего органа, политический волюнтаризм, как правило, оборачивается не самыми приятными последствиями. В качестве ответа на захват соседней территории или попытку вмешательства в дела другого государства легко можно получить экономическую блокаду, а то и самую настоящую интервенцию под знамёнами этих самых наднациональных образований.

Понятно, что решение вопроса о вхождении тех или иных государств в те или иные структуры, а также определение степени авторитета последних – процесс чрезвычайно сложный, многогранный и во многом обратимый. На сегодняшний день можно смело сказать, что сфера межгосударственных отношений на уровне наднациональных инстанций является той формой, в которую сублимируется стихия Политического.

При этом не следует забывать, что, присоединившись к тем или иным структурам, будь то региональные экономические или военные союзы, или такие гиганты как НАТО, ЕС и сама ООН, государства, особенно сильные, как правило, остаются сами собой и при своих интересах. В этой связи крайне интересным является вопрос о том, какие из государств, что называется, «держат масть» в этих структурах, кому лучше удаётся спроецировать собственное видение ситуации на процесс выработки совместных решений, выдать собственный интерес за общий.

О том, как решаются эти вопросы в современном мире, как сквозь призму этих процессов осуществляется влияние и распространение власти за пределы национальных границ, и как в свою очередь маргиналы пытаются противостоять генеральным, несправедливым с их точки зрения тенденциям, сегодня размышляют политологи, геополитики, футурологи и теоретики систем.

Ярким примером неоднозначности процессов, о которых идёт речь, является так называемая глобализация в конкретных актуальных формах её осуществления. В среде аналитиков, не стеснённых в выработке критического отношения к данному процессу, за глобализацией уже закрепился эпитет «американоцентричной». В то же время агенты глобализации на Западе, напротив, всячески стараются преподнести развивающиеся тенденции как объективные и не имеющие чётко выраженной этноцивилизационной специфики.

То же самое касается и каждого из прикладных аспектов глобализации, в первую очередь, экономического и военного. Сегодня у всех на слуху вопрос о расширении НАТО на Восток и создания третьего позиционного кольца американской ПРО. Предпринимая усилия в данном направлении, США пытаются убедить своих партнёров в том, что это делается в интересах глобальной безопасности, что создаваемый боевой потенциал направлен против однозначно дискредитировавших себя участников международного процесса.

Россия же, не говоря уже о самих странах, которые американцы причисли к «оси зла», напротив, усматривает в инициативах США угрозу безопасности как в масштабах планеты, так, в частности, и в пределах Атлантики. По мнению Москвы, то, что Вашингтон пытается выдать за наилучший формат общепланетарного согласования интересов, является формой навязывания собственной модели миропорядка, замаскированным неоимпериализмом и неоколониализмом.

Исключительно важно отметить то, что все процессы и явления, о которых идёт речь, развиваются на основе того, что можно назвать «пацифистским консенсусом». Любой легитимный или условно легитимный политический шаг в современном мире осуществляется, исходя из согласия о том, что мир всегда лучше войны. История о том, как такой консенсус мог сложиться – отдельная. Здесь нам важно отметить это как факт. Уяснив его, мы приблизимся к пониманию специфики многих реалий современной политической жизни. Именно в этом факте лежат корни таких широко обсуждаемых явлений, как двойные стандарты в политике и дипломатии. Именно благодаря ему дипломатия сегодня тесно ассоциируется с лицемерием, ведь политическому субъекту не прилично прямо и честно заявлять о своём намерении ограничить чужую субъектность, перевести под свой контроль ту или иную территорию. Прежде чем сделать это, ему необходимо легитимировать своё намерение, исходя из «пацифистского консенсуса».

Вот и приходится слышать о том, что бомбёжки мирных городов осуществляются с целью предотвращения этнических чисток, о так называемых «гуманитарных бомбардировках», о трансграничных антитеррористических операциях, об «оранжевых» революциях, наконец. Всё это – реалии нашей с вами политической действительности, явления, определяющие специфику политического на рубеже тысячелетий. Однако всё это не имело бы возможности для осуществления, если бы не было привязано к другому важнейшему, поистине фундаментальному фактору могущества. Речь идёт о могуществе невещественном, которое с незапамятных времён наряду с военной мощью определяет характер политических отношений.

То, насколько привлекательным является политическое, социальное устройство и идеологическое оформление государства, насколько его могущество воспринимается как нечто доброкачественное, способное покорить на уровне идеи – вот что имеется в виду. Не будем утомлять читателя историческими экскурсами и прямо обратимся к современности. Очевидно, что исключительной силы влияние современного мирового гегемона – США держится не только на штыках. Привлекательность американского образа жизни, глубина национального единства на уровне гражданского общества, экономический успех – всё это служит почти безотказной приманкой для потенциальных союзников США во всех регионах планеты.

Однако, сегодня всё большему количеству людей на планете становится ясно, что пик американского могущества, пришедшийся на конец прошлого века, миновал. Цикл, на котором мир живёт под знаком американской доминации, идёт на убыль. Всё чаще привлекательность американского образа жизни, убедительная сила и перспективность положений либеральной идеологии ставится под сомнение. Дан старт грандиозному процессу пересмотра карты политико-идеологического влияния. На смену США должны прийти новые эталоны могущества, носители новых цивилизационных миссий, способные справиться с вызовами, с которыми не справляются США.

И та самая невещественная составляющая могущества, о которой идёт речь, будет играть в этом процессе одну из первых, если не главную роль. Сегодня, когда «пацифистский консенсус» всё ещё действует, а необходимость пересмотра границ влияния неуклонно растёт, настаёт время новой войны – войны ценностей, войны смыслов, войны за симпатии народов. И главным оружием в этой войне является способность впечатлить, создать образ будущего, ради которого стоит жить, трудиться и противостоять чуждым влияниям. Грядёт новое, небывалое со времён «холодной войны» соревнование проектов.

В каких формах сегодня может состояться презентация государственной модели вкупе с национальной идеей и набором решений для будущего? Такие формы известны давно и активно используются теми, кто преуспевает или намеревается преуспеть в тех или иных областях национальной культуры в самом широком смысле этого слова. Национальные программы для науки и производства регулярно бывают представлены на специализированных региональных и международных выставках. Важным форматом презентации является традиция проведения «года» той или иной страны в других странах. Примером тому служат прошедшие год России в Китае и год Китая в России.

Однако, наиболее зрелищными и способными в силу этого произвести резонанс в широких слоях общества являются масштабные соревновательные мероприятия. Конечно, в первую очередь это Олимпийские игры (хотя соревновательная модель применяется не только в спорте). Прошедшая недавно олимпиада в Пекине служит великолепным образцом того, как страна может воспользоваться шансом для создания собственного положительного образа.

В китайской олимпиаде было хорошо всё – от грандиозной и насыщенной символами церемонии открытия до победы китайской сборной в общем командном зачёте. Как ни старались тибетские сепаратисты и сочувствующие им силы за пределами Китая испортить настроение центру, как ни велика была трагедия, связанная с колоссальным землетрясением, пекинская олимпиада стала национальным триумфом, перекрывшим эффекты всех этих трагических событий.

Эта победа была не просто победой, а серьёзной заявкой – политической, социальной, культурной и мировоззренческой презентацией. Для большинства трезвомыслящих людей в России и на Западе сегодня ясно: Китай – не просто многообещающая хозяйственно-экономическая система. Это ещё и колоссальный человеческий ресурс, помноженный на, пожалуй, самую основательную в мире традицию политической дисциплины.

Сегодня нужно быть слепым, чтобы не замечать, как уверенно Китай идёт к высотам политического могущества. Непременным же элементом последнего является могущество невещественное или, так называемая «soft power». Есть ли в мире силы, способные составить Китаю конкуренцию? Очевидно, да, однако, нужно признать, что на текущий момент они значительно отстают от Поднебесной в реализации соответствующих амбиций. Причём речь идёт практически исключительно о так называемых развивающихся странах, в первом эшелоне которых – Россия, Индия и ещё ряд стремительно растущих азиатских экономик.

Дело в том, что, закрепив за собой эпитет «развитых», государства Европы попались в своеобразную ловушку. Посчитав, что в каком-то принципиально важном смысле развитие завершилось, и они к этому завершению пришли раньше других, европейцы сознательно вступили в период самодовольной стагнации. То, что либеральная цивилизация не имеет серьёзного идейного ресурса для развития – факт. В силу этого так называемый белый Запад если и не совсем скоро, то рано или поздно обязательно окажется на задворках мировой истории. Ближайшие десятилетия будут временем реализации заявок развивающихся стран на лидерство в новом мире.

Какие же ещё мероприятия общепланетарного размаха могут послужить площадками для борьбы за первенство между претендентами? В первую очередь это саммит Азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) в 2012 году. Азиатско-тихоокеанский регион в ближайшие годы обещает существенно повысить своё геоэкономическое значение. Возможно, речь идёт о претензии на статус новой Атлантики. И здесь снова Китай находится на выгоднейших позициях. Позиции же России – несмотря на то, что пройдёт саммит в нашем Владивостоке - в этом регионе весьма сомнительны, а перспективы развития в направлении их укрепления – двусмысленны.

Перед страной, по сути, стоит выбор: отказаться от амбиций ведущего игрока в АТР или бросить значительные силы на ускоренное развитие российского Дальнего Востока. Ведь без выполнения этого условия претензии на ключевое место в регионе останутся пустой болтовнёй, а всякого рода не системные попытки продвижения на этом пути будут не просто безрезультатными, но вовсе убыточными. В каком настрое, с какими идеями предстанет Москва на саммите во Владивостоке – вопрос, с ответом на который следовало бы определиться уже сейчас.

От саммита нас отделяет ещё одно важное и глубоко символическое событие – Всемирная универсальная выставка достижений ЭКСПО-2010, которая опять-таки пройдёт в Пекине. И уж надо думать, что Китай в очередной раз как следует постарается, чтобы предстать в этом формате во всей красе. Китайское руководство совершенно адекватно оценивает важность подобных мероприятий в порядке демонстрации и культивации невещественного могущества.

Готова ли со всей ответственностью включиться в эту игру Москва – снова большой вопрос. Понятно, что зрелище, которое должна явить страна в данном формате, должно быть целостным, центрированным и ёмким. Имеем ли мы в своём распоряжении ось, хотя бы гипотетическую, вокруг которой может быть организовано такое представление? Понятно, что этот вопрос напрямую связан с вопросом о наличии такой оси в общественной жизни России в принципе. Способны ли мы дать понять себе и окружающим, какова наша мобилизационная стратегия и в чём культурно-цивилизационная специфика этого мобилизационного заряда, если этот заряд вообще наличествует в достаточном количестве?

Естественно, что всё сказанное имеет непосредственное отношение и к грядущей сочинской олимпиаде, и даже в первую очередь именно к ней. И в отношении этого события мы задаём всё тот же вопрос: каким образом российское руководство мыслит данную форму представления страны, насколько серьёзно подходит оно к решению соответствующих творческих задач, и какое именно содержание предполагает вложить в эту форму?

Очевидно, что пи-ар современной российской власти не имеет чёткой концептуальной оси, хотя отдельные элементы концепции национального развития в нём присутствуют. Во многом такое положение соответствует намерению нынешнего руководства не выделяться до поры в данном отношении, дабы не вызвать ненужных толков о возвращении России к тоталитаризму. Ибо нет сомнений в том, что всякий намёк на мобилизацию ресурсов в определённом направлении всегда будет восприниматься на Западе именно таким образом. Однако, в сложившейся ситуации важно понимать и то, что если эта расплывчатость в определении общенациональных приоритетов будет превалировать и впредь, то ни о каком успехе на новом цикле состязания могуществ речи быть не может.