ЕВРАЗИЯ :: Доктрина Медведева

Пять пунктов внешней политики России, изложенные Дмитрием Медведевым в конце августа минувшего года, являются доктриной. Доктрина по определению – это некая непротиворечивая система взглядов, обладающая, даже если она не прописана подробно и досконально, тем минимальным количеством компонентов, через которые можно построить четкую, ясную и однозначную функцию.

Если за фразой Медведева, что мир должен быть многополярным, есть какое-то обоснование, то это – объявление войны. Америке как национальному государству? Нет, это объявление войны американской гегемонии.

Для простейших доктрин достаточно задать две точки, опираясь на которые можно получить полное представление о них. В американской доктрине Монро была вообще одна точка – «Америка для американцев». Фактически это было указание европейским державам убираться вон с американского континента. В то время Луизиана была французской, Аляска - русской, Орегон - английским, а Техас – частью Мексики. Но именно из этого пункта, когда была провозглашена «Америка для американцев», выстроилась модель, которая на двести лет предопределила американскую внешнюю политику.

Сейчас уже очевидно всем, что до августовских событий в Цхинвале состояние нашей внешней политики было неудовлетворительным, так как в ней было множество невнятных и неясных точек, которые можно было истолковать как угодно и построить на их основании любую функцию. А пять пунктов внешней политики, озвученные Медведевым, тянут на полноценную, однозначную и необратимую доктрину.

Первый пункт внешней политики звучит так: Россия признает первенство основополагающих принципов международного права, которые определяют отношения между цивилизованными народами. На первый взгляд кажется, что нет ничего банальнее, чем подобное заявление, что в этом нет ничего особенного, что это определенная тавтология или вопрос вежливости. Что бы это была за страна, которая заявила, что не признает основополагающих принципов международного права? И если мы пойдем от обратного, то получим нонсенс.

Давайте посмотрим, что такое международное право с философски-социологической или геополитической точки зрения. Международное право никогда не представляет собой вещь в себе, то есть систему принципов и тезисов, которые вырабатываются различными игроками, а потом согласовываются и принимаются в качестве общей повестки дня.

Международное право предполагает договор международных субъектов, которые всю систему подстраивают или сопрягают со своими собственными интересами. Иными словами, международное право – это функция или проекция от силового статус-кво основных политических игроков. Поэтому международное право на протяжении всей истории человечества меняется. Оно включает в себя и Jus Belli и Jus Paci, то есть Закон мира и Закон ведения войны, но эти законы меняются.

О каком праве говорит Медведев? Конечно, не об абстрактном, а конкретном. Каким конкретным международным правом руководствуется современное человечество? Здесь мы приходим к очень интересному выводу – современное человечество руководствуется Ялтинским правом – тем международным законом, который был выработан по итогам Второй мировой войны и сейчас признается подавляющим большинством участников мирового процесса. Это международное право было основано на том, что Советский Союз с союзниками – Англией, Францией и США победили фашистский строй. И это международное право уже заключало в себе результаты этой победы.

Теперь представим, что было бы, если бы в этой войне победил Гитлер. К примеру, он побеждает Запад, а с нами заключает договор о ненападении, или наоборот - побеждает нас, а с Западом идет на перемирие. В таком случае, международное право было бы иным и концептуально, и идеологически.

Так что, международное право, установленное после Второй мировой войны, было двуполярным. На основании этой двуполярности, которая воплотилась в конце 40-х гг. в СССР и США, обладающими ядерным потенциалом, и заключается действующая силовая парадигма международного права. На этом были построены не только ООН и Совбез, но и возможность того, как решать любые возможные конфликты всех участников международной жизни.

Существовало два полюса и две международно признанные зоны влияния – западная капиталистическая и советская. Между ними находились страны Третьего мира – движение неприсоединившихся. И легитимность различных конфликтов в рамках этого Третьего мира, не попавшего ни туда, ни сюда, определялась балансом сил этих двух полюсов. Мир был двуполярным, и структура ООН была создана по результатам Второй мировой войны и баланса сил между социалистичеким и капиталистичеким лагерями.

Международное право в те времена осмыслялось идеологически. Тогда же появилась американская доктрина о сдерживании, так что это право является правом Холодной войны, основанным на представлении о балансе двух равнозначимых держав, между которыми могли выбирать представители стран Третьего мира.

Именно этому международному праву, которое сейчас фактически находится в состоянии демонтажа, и призвал следовать Медведев. Отсюда интерес к ООН и идея финансировать эту организацию, которые проявляла Россия, и идея распустить ООН, которую мы часто слышим от американских политиков. Получается, что США меняют структуру международного права, переходя от двуполярности, на которой зиждился Ялтинский мир, к идее однополярности. Отсюда – их идея о Лиге демократий, которая должна заменить собой ООН.

Лига демократий – это юридическое, правовое определение нового расклада сил в мире. Это США и их вассалы, признающие право Америки единолично решать мировую ситуацию. В этом мы видим процесс изменения основополагающих принципов международного права в пользу однополярного мира по результатам того, что американцы считают себя победившими в Холодной войне. И если принять, что эта победа действительно была, то международное право должно учесть те фундаментальные трансформации, которые произошли в результате Холодной войны. Как на основании существования двух полюсов в предшествующем Ялтинском праве, сейчас, на основании одного полюса-гипердержавы создается новая правовая модель.

Медведев говорит «нет» такой модели.

Так что при всей банальности и поверхностности, этот тезис является революционным и ультраконсервативным. Медведев говорит, что, несмотря на то, что баланс сил изменился в сторону однополярного мира, мы будем продолжать настаивать на определенной форме биполярности, и что модель международного права будет оставаться в этой плоскости. Этот пункт также гласит, что мы отказываемся признавать поражение в Холодной войне. Это было не поражение, а некоторое временное отступление, а в Цхинвале мы показали, что в нашем лице этот второй полюс сохранился, и он бросает вызов строящейся международной модели.

Иными словами, в первом президентском тезисе заложен принцип геополитической революции. Медведев говорит о защите правового статус-кво, но имплицитно призывает к геополитической революции и реставрации системы уравновешивания американского полюса. Это можно истолковать и как рецидив советского геополитического самосознания, и как нечто иное.

Второй пункт доктрины Медведева как раз и показывает, что он имеет в виду нечто иное. Он гласит, что «мир должен быть многополярен. Однополярность неприемлема… Россия не может принять такое мироустройство, в котором все решения принимаются одной страной, даже такой серьезной, как США».

Здесь Медведев расшифровывает, каким он видит устройство, альтернативное тому, которое складывается на наших глазах. Первый принцип является оппозиционным, беллицистским, если угодно, потому что если такая серьезная страна как США, которая смогла добиться превосходства над нами в Холодной войне, строит однополярный мир, значит, на каком основании мы, проигравшая сторона, оспариваем это право гипердержавы строить свою архитектуру мира? Медведев говорит, что оспариваем. На основании того, что творилось в Осетии. Если бы мы туда не вошли, то это был бы разговор в защиту бедных. Но мы показали, что будем защищать модель Ялтинского мира и ту модель двух полюсов, которая сложилась на его основе. Защищать силой, потому что сила – это основа права.

Вопрос многополярного мира очень серьезен. Я интересовался у многих американских политиков, приемлем ли термин «многополярность» для американского истеблишмента. Ответом было категорическое «нет». Ни один серьезный американский политик никогда не встанет на защиту многополярности. Multilateralism – это максимум, что можно добиться. Это многосторонность, что значит привлечение кого-то к соучастию в каких-то решениях. То есть принимать какое-то решение вместе с Англией, какое-то вместе с Польшей, а какое-то с кем-то еще. Но никакой многополярности!

Multipolarity – это абсолютно исключенная модель в США, и кто там употребляет это слово в политическом истеблишменте, тот возводит себя в ранг врагов народа. По сути дела, это призыв Америке отказаться от тех достижений, которых она добилась за прошедшие два столетия. Это звучит как пораженчество и призыв к самоликвидации. При том значении консерваторов, которые есть в США, оно не допустимо. Поэтому Медведев, призывающий к многополярности, объявляет Америке войну.

Теперь об однополярности, которую в нашем обществе мало кто понимает.

Это не акциденция, не случайность, не дерзкая претензия США на тот объем геополитического господства, который американцы сейчас не могут вынести. Однополярность – это то, над чем не шутят. Это то, к чему шло американское общество на протяжении последних двух столетий. Это Manifest Destiny, идея американской миссии, которая оживляет все формы и сегменты американской элиты. Эта идея на разных этапах формулировалась по разному, а сейчас американцы достигли пика своего мессианского господства не только по факту, но и идеологически. Это «ideas do matter», «идея имеет значение», которая несет народам демократию и, как они понимают, свободу. И до недавнего времени у американцев все было настолько хорошо, что Френсис Фукуяма даже писал о конце истории. Если мы так не считаем, то одних наших заклинаний, что однополярность не состоялась, будет мало. Американцы верят в однополярность всерьез и их военно-экономическая машина – это машина однополярности.

Начиная от О’Салливана, доктрины Монро и доктрины Вильсона и заканчивая CFR и современными неоконсами, идет одна непрерывная линия американской геополитической модели. И если однополярность – это проект США или то, что Роберт Кейган называет «благой гегемонией», то многополярность означает войну с Соединенными Штатами Америки. Если за фразой Медведева, что мир должен быть многополярным, есть какое-то обоснование, то это – объявление войны. Америке как национальному государству? Нет, так как США находятся далеко, и у нас нет взаимных проблем. Это объявление войны американской гегемонии. Если американское государство отождествляется со своей гегемонией, а это именно так, то это объявление войны США вместе с их гегемонией.

Как можно еще расшифровать идею относительно многополярности? Тот факт, что Медведев сказал о многополярности, а не о двуполярности старого Ялтинского мира, который уравновешивал США, значит, что ему на смену приходит не одна страна, а целый ряд полюсов. И полюсов будет гораздо меньше, чем существует стран. Их сейчас несколько, и в будущем они будут действовать не отдельно, а в союзе. Можно сказать, что на место той силы, которая призвана уравновесить конкретику американского влияния, предлагается поставить несколько больших пространств. И в будущем это будет преобразовываться в конкретные геополитические шаги.

Какие полюса могут проявиться в этом процессе? Это евразийское пространство, которое включает Россию, страны ОДКБ и страны ЕврАзЭс. Долгое время Москва сдерживала интеграционные процессы в этом направлении, но сейчас мы видим, что им дан зеленый свет. Китай – еще один экономически и политически активный полюс. Далее, это Исламский мир, у которого есть проблемы с экономикой, но есть успехи в энергетике и идеологии. Все это подтверждает тезис «ideas do matter», потому что миноритарные и бедные круги исламских фундаменталистов умудрились стать «врагами номер один» великой американской державы. Арабы - не столько из-за нефти, сколько из-за своего фанатизма претендуют на роль полюса. Самостоятельным полюсом является Европа, которая сейчас находится в очень плохом состоянии и может лишь частично отстоять свою претензию на полюс.

Если пункт многополярности принимать всерьез, то из него следует мобилизационное общество, а не то гедонистическое ультралиберальное состояние, которое мы имеем сейчас.

Поэтому второй пункт доктрины Медведева уже сам по себе является доктриной. Да, многополярность была и раньше заложена в концепцию национальной безопасности РФ, но она трактовалась как multilateralism. Сейчас маски сброшены, и многополярность, по факту подтвержденная введением войск в Грузию, говорит о том, что Россия находится в состоянии геополитической войны. И она только начинается.

Третий тезис. «Россия не хочет конфронтации ни с одной страной… Россия не собирается изолироваться. Мы будем развивать настолько, насколько возможно, наши дружеские отношения с Европой и США и с другими странами мира».

Только что мы говорили о войне, а здесь ведется речь о том, что Россия хочет мира со всеми и не хочет изолироваться. Нужно перетолковать этот пункт в консервативном ключе. Что такое изоляционизм? Изоляционизм – это в первую очередь пассивная позиция и скатывание к грубому национализму, отказ от использования того интерфейса, который соединяет Россию с миром. В агрессивной форме – это попытка вернуться к двуполярности с опорой только на Россию. Это невозможно, и Медведев несколько раз подтверждал, что это не тот путь, который избирает Россия. Следовательно, альтернативой изоляционизму является открытость, и, в первую очередь, к тем странам и тем силам, которые солидарны с многополярным устройством. И Россия будет выстраивать такой фронт. Полет стратегических бомбардировщиков в Венесуэлу подтверждает тот факт, что мы не будем изолироваться, и нам крайне важно иметь свои базы вблизи от границ США. Если бы мы изолировались, мы бы так далеко не летали.

В США на периферии в среде представителей консерваторов и отчасти левых демократов существуют определенные тенденции, которые могли бы быть чувствительными к этой многополярной модели. В Европе сторонники такой модели существуют давно, но в Америке это маргиналы, хотя к ним и относятся крупнейшие интеллектуалы, такие как Иммануил Валлерстайн и Ноам Чомски. И нам в своей работе необходимо налаживать с ними контакты, потому что это партнеры по диалогу. Потому что, прорывая изоляцию, нам нужно искать тех, кто разделяет параметры нашей внешней политики.

В такой ситуации многополярность становится идеологией. Ведь на каком основании мы будем выстраивать контакты с теми или иными группами, мыслителями и политическими силами? На основе идеологии, ибо иначе не возможно построить надежное и долгосрочное партнерство. Раньше эта идеология была советской. На основе либеральной идеологии не возможно что-либо построить, так как это оружие противника. Поэтому, чтобы избежать возможных конфликтов, Россия должна создать, освоить и внедрить идеологию многополярности. И из этого третьего пункта вытекает идеологизация российской политики. Хотя в Конституции РФ написано, что у нас нет правящей идеологии, как и в США нет правящей идеологии, кроме американской идеи, эту идеологию условно можно назвать идеей многополярности.

Четвертый пункт. Безусловным приоритетом внешней политики наш Президент назвал защиту жизни и достоинства российских граждан, где бы они не находились. «Мы будем также защищать интересы нашего предпринимательского сообщества за границей. И всем должно быть понятно, что все, кто будет совершать агрессию, получат ответ».

Это очень интересное высказывание с точки зрения международного права. Это право ингеренции, т. е. право одностороннего вмешательства в жизнь суверенного государства с нарушением его границ, нанесением военного удара и отмены его неприкосновенности. То, что произошло в Грузии после обстрела Цхинвала – это реализация четвертого пункта доктрины Медведева. Мы совершили акт вмешательства и заявляем, что мы будем и дальше совершать подобные акты. Этот опыт взят из американской стратегии, где США взяли на себя право одностороннего вмешательства в дела суверенных государств, если эти государства создают опасность для безопасности граждан США или просто являются угрозой стратегическим интересам США. Точно таким же правом пользуется Израиль, который периодически пересекает границы суверенного Ливана в поисках своих собственных солдат.

Теперь клуб ингерентных держав расширился, отныне мы тоже являемся его участником и будем вторгаться на чужие территории для защиты своих интересов и интересов своих граждан. Теперь это является не чрезвычайным обстоятельством, а нормой нашего поведения.

Здесь возникает интересный момент. В Вашингтоне меня очень поразил американский истеблишмент, и я выдвинул формулу – «быть как Америка» или «быть вместе с Америкой». Последнее означает полностью подчиниться политической воле США и двигаться в их фарватере. А «быть как Америка» – значит быть полностью независимым. Мы не оспариваем возможность их вмешательства, мы просто заявляем, что если на Украине или в Приднестровье или где-то еще местные власти наступят на интересы местного населения, то Россия может оставить за собой право действовать по американо-израильскому сценарию, т. е. быть не вместе с Америкой, а быть как Америка. И этот имитационный механизм нам не повредит.

В пятом пункте, который очень близок к четвертому, Медведев сказал об интересах России в дружественных ей регионах. «У России, как у других стран мира, есть регионы, в которых находятся привилегированные интересы. В этих регионах расположены страны, с которыми связаны дружеские отношения».

Это значит, что провозглашена концепция зоны геополитической ответственности. Если в различных регионах есть привилегированные интересы, то эта территория находится под российским контролем, и если кто-то попытается это оспорить, он бросает вызов России с ее ядерным оружием. В рамках многополярной модели мы говорим, что не готовы объявить зоной наших геополитических интересов весь мир, как это делает США, но постсоветское пространство и другие регионы в зону наших интересов однозначно входят. Это означает, что Россия является полноценной геополитической региональной державой со своими стратегическими интересами, находящимися за границами ее территорий.

Этот термин ничего бы не значил, если бы не было прецедента с Грузией. Наши дружественные регионы подверглись агрессии, и мы прореагировали как держава, имеющая зону геополитической ответственности.

Суммируя все тезисы, возникает следующая картина. Это пять точек, очерчивающие ясную, четко сформулированную фигуру, которую невозможно истолковать как-то иначе. Доктрина Медведева фундаментально предопределит курс нашей внешней политики, события в международной жизни и окажет колоссальное влияние на внутриполитическую ситуацию. Ведь то, что мы знаем как доктрину Медведева, в нашем рыхлом обществе существовать не может. Оно должно быть другим – с иными ориентирами, приоритетами и настроениями. Если пункт многополярности принимать всерьез, то из него следует мобилизационное общество, а не то гедонистическое ультралиберальное состояние, которое мы имеем сейчас.